Позже Савинков прямым текстом предлагал Краснову арестовать Керенского, поскольку его имя отталкивает от антибольшевистского движения потенциальных сторонников. Краснова (или Мятеж Керенского — Краснова) 26. Внезапность выступления вначале обеспечила отдельные успехи повстанцев. В этом эпосе также находится тяговый переулок. Выступление керенского краснова карта, выступления керенского краснова, выступление краснова керенского. Поход Керенского и Краснова на Петроград. В эти же самые дни происходила ещё одна ситуация.
КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917
Начать последний бросок на Петроград Керенский и Краснов намечали на 30 октября, предварительно получив ожидаемые от Ставки подкрепления. Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова (26 октября (8 ноября) — 31 октября (13 ноября) 1917) — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под. После октябрьских событий 1917 г. оказывал содействие Керенскому в попытке вернуть утраченную власть. «Выступление Керенского – Краснова» подавлено большевиками под.
Поход Керенского-Краснова и юнкерский мятеж в столице
После октябрьских событий 1917 г. оказывал содействие Керенскому в попытке вернуть утраченную власть. «Выступление Керенского – Краснова» подавлено большевиками под. Войска, направленные на подавление выступления Керенского-Краснова, возглавляет левый эсер Муравьёв М. А., позднее, в июле 1918 года сам поднявший мятеж против большевиков. Торжественно, с помпой, Керенский назначил Краснова командующим армией, идущей на Петроград. Уже 31 октября казаки Краснова заключили перемирие с большевистскими войсками в Гатчине. Опасаясь выдачи, Керенский переоделся в матросскую форму и бежал. Речь в ней идет не просто о внешней политике «Всевеликого» государства Краснова в 1918 году, а о непостоянной и ветреной натуре воровского атамана новейшего времени. Внезапность выступления вначале обеспечила отдельные успехи повстанцев.
Значение КЕРЕНСКОГО - КРАСНОВА МЯТЕЖ 1917 в Большой советской энциклопедии, БСЭ
Лит.: Булыгин И. А., Разгром контрреволюционного мятежа Керенского — Краснова, «История СССР», 1957, № 5; Лутовинов И. С., Ликвидация мятежа Керенского — Краснова, М., 1965. Керенского в армии ненавидят. Кто он такой? — штатский, едва ли не еврей, не умеющий себя держать фигляр, а против него брошены лучшие части. П. Н. Краснов был арестован своими же казаками В итоге, всего за 5 дней революционные войска ликвидировали поход Керенского – Краснова и мятеж юнкеров. Позже Савинков прямым текстом предлагал Краснову арестовать Керенского, поскольку его имя отталкивает от антибольшевистского движения потенциальных сторонников.
Мятеж Краснова – Керенского
В развернувшейся борьбе красногвардейцы, моряки и солдаты проявили беззаветную храбрость. Они отбили все атаки противника и к концу дня сами перешли в наступление. Поздно ночью 30 октября было освобождено Царское Село. Враг отступил к Гатчине. К этому времени многие рядовые казаки поняли, что они обмануты белогвардейцами.
Через своих делегатов солдаты - казаки сообщили, что они готовы прекратить борьбу, сложить оружие и выдать главарей мятежа. Узнав об этом, Керенский тайно бежал. Генерал Краснов был арестован и доставлен в Петроград. Но после того как он дал честное слово не поднимать больше оружия против Советской власти, его освободили из - под ареста.
Генеральское слово, однако, оказалось нечестным. Тайно бежав на юг, Краснов вскоре возглавил белоказачью контрреволюцию на Дону. Таким образом, контрреволюционный мятеж Керенского —Краснова, поддержанный внешними империалистическими силами, потерпел полное поражение. Разгром белогвардейских войск под Петроградом закрепил и упрочил победу Октябрьского вооруженного восстания и имел решающее значение для распространения Советской власти по всей стране.
Вслед за Петроградом —колыбелью социалистической революции —Советская власть установилась в Москве. Здесь контрреволюция оказала особенно ожесточенное сопротивление рабочему классу, подняв мятеж против Советской власти. Политическим штабом мятежников явился так называемый Комитет общественной безопасности, возглавляемый председателем городской думы правым эсером Рудневым. Военное руководство мятежом осуществлял штаб Московского военного округа во главе с его командующим полковником Рябцевым.
Белогвардейцы в Москве располагали довольно крупными вооруженными силами —до 20 тыс. Им удалось захватить почти весь центр города, в том числе Кремль, и перебить его революционный гарнизон. Успехи мятежников объяснялись не только тем, что они были хорошо вооружены и организованы, но также ошибками, колебаниями и нерешительностью Военно - революционного комитета при Московском Совете, в состав которого в первое время входили и меньшевики. Бои в Москве затянулись на несколько дней.
Может быть, казаки, руководствуемые столь подозрительным в глазах Керенского Советские, выступят — тогда будет реакция. Только присутствие Керенского уравновешивало весы, только под бдительным надзором Керенского реакционная по существу сила могла послужить делу демократии. Все это, конечно, в большей или меньшей степени мои догадки. В Пскове Керенский должен был почувствовать, свое одиночество. В воспоминаниях, написанных в период слишком еще близкий к пережитым событиям, автор не называет имен по соображениям полицейского характера, умалчивает о тех «друзьях», с которыми он виделся и с которыми советовался. Не говорит он и о Войтинском.
Когда произошла их встреча в Пскове? И чрезвычайно важно одно показание Черемисова, сделанное в более позднем разговоре по юзу с Духониным. Керенский согласился тогда со мной и отменил перевозку войск... Итак, возможно, что Войтинский присутствовал при втором разговоре Керенского с Черемисовым. При его колеблющейся позиции до переговоров в ту же ночь с Гецем он не мог внушить Керенскому веру в поддержку со стороны «революционной демократии»; напротив, он мог своими сомнениями, которые выражал в разговоре с Толстым и которые повторяли дневные, уже известные нам впечатления в рядах руководителей псковской «революционной демократии» от сообщения о назначении Кишкина, возбудить колебания у Керенского; у самого Войтинского не было доверия к «коалиционному» Правительству — по отметке в дневнике ген. Болдырева первая речь нового правительственного комиссара на северном фронте 15 октября была переполнена выражением этого недоверия.
Возможно, что Керенский и не высказывался прямо за отмену приказа о посылке войск — в состоянии психической прострации говорил он неопределенно; могла повториться сцена, аналогичная той, которая произошла в августе при злосчастной беседе с неудачным «посланцем» ген. Если меня спросят: посылал ли Керенский Львова в Ставку — я определенно отвечу: нет. Но, если меня спросят: мог ли Корнилов считать, что Львов является от имени Керенского — я также, без колебаний, отвечу: да. Правда, Львов был человек очень недалекий, а Черемисов, по общему признанию, был не только хорошим военным, но и обладал трезвым и прозорливым умом... Но в интересах Черемисова было понять колебания Керенского в сторону приближения их к своей позиции. Не чуждо было Керенскому и некоторое злоупотребление словами о готовности уйти от власти.
Иногда здесь сказывалась поза, иногда эти слова должны быть отнесены к приемам тактики. Во все критические моменты подобная аргументация выдвигалась в целях воздействия на собеседников — еще более естественной была она в псковской беседе, когда упадок духа мог придавать ей оттенок полной искренности. Подобному объяснению противоречит лишь определенное свидетельское показание Кроника о заявлении Войтинского в ночном заседании псковского комитета, что он санкционировал отмену распоряжения о посылке войск. Колебания Керенского подтверждает еще один документ, воспроизводящий юзовский разговор — неясный в силу какой-то недоговоренности или пропуска по небрежности редакции, но это единственный документ из всей серии, опубликованной в «Красном Архиве», который в своем начале как то непонятно обрывается. На другой день ген. Барановскому удалось снестись с пор.
Данилевичем в Петербурге, хотя провод формально и был занят уже большевиками. А Ставка мне наговорила массу небылиц... Пусть он Керенский идет на открытое сопротивление, иного выхода нет, иначе он будет чернью уничтожен. Она еще вчера домогалась иметь его, во что бы то ни стало»... Если бы только не доброта и мягкость, вот ужас»... Можно предположить, не без основания, что Вонтинский должен был прийти к Керенскому после разговора с Гоцем и осведомить его о изменившемся положении, как осведомил он утром ген.
И не так уже, по-видимому, не прав был Черемисов по существу, когда утверждал, что самоопределившийся Войтинский и прибывший в Псков ген. Краснов вернули Керенскому энергию. Так же, как в деле Корнилова, Керенский очень скоро и очень прочно забыл о своих колебаниях в часы упадка духа. Для некоторых современников уже тогда почти не являлось сомнений в том, что Керенский сам остановил движение войск к Петрограду. Так со слов Вырубова, приехавшего из Ставки, записано у меня в дневнике 4 декабря 1917 г. Впечатление Вырубова, очевидно, было впечатлением всей Ставки, хотя в официальном уведомлении 26-го Ставки нач.
Однако, передать распоряжение с подтверждением приказа о движении на Петроград не удалось, так как у аппаратов Революционным Комитетом, сформировавшимся в Пскове, были поставлены особые дежурные члены этого Комитета. На копии документа, напечатанной в «Красном Архиве» имеется пометка, надо думать, сделанная Черемисовым 178 : «Распоряжение об отмене движения войск на Петроград сделано с согласия главковерха, который приехал в Псков не после отмены, а до нее. Второе распоряжение о посылке 3-го кон. Лукирский за своей подписью, воспроизведенной в журнале, сделал со своей стороны пояснение: «Доложено наштаверху т. Духонину было на основании сообщенного мне генквартсевом т. Барановским , как присутствовавшим при встрече Главковерха Керенского с Главкосевом Черемисовым.
Сам я лично при встрече и разговоре не присутствовал. О приезде Главковерха я узнал после отмены распоряжения». У него помечен разговор, не вошедший в число лент переговоров по прямому проводу, впоследствии напечатанных. Выходило по его словам, что Керенский действительно «склонялся» к назначению Черемисова верховным главнокомандующим и согласился на предложение последнего поехать в Ставку для проверки настроения армии 179. Краснов, а вместе с ним и его воспоминания, пользоваться которыми приходится с очень большой осторожностью. И не только потому, что написаны они романистом, склонным воспроизводить в более или менее художественной форме былые переживания.
Печатались воспоминания уже тогда, когда «корнетское предприятие, лихое на первый взгляд, но по существу представлявшее непродуманную авантюру» так охарактеризовал Черемисов гатчинский поход закончилось крахом. Невольно настороженно относишься к мемуаристу, который в двух вариантах своих воспоминаний при разных политических условиях в России и эмиграции дал две в корень противоположные версии о конце гатчинской «авантюры». Краснов должен был повести первые отряды на помощь Правительству. Судьбе угодно было, — замечает Керенский, — связать «мою последнюю попытку спасти государство от большевистского разгрома с 3-им конным корпусом — тем самым, который был двинут под командой Крымова ген. Корниловым против Вр. Судьба здесь не при чем, так как части 3-го корпуса были назначены самим Правительством, т.
Верховным Гланокомандующим без предварительного сговора с Черемисовым очевидно потому, что эти части, «деморализованные» корниловским выступлением все же считались наиболее крепкими в смысле своего антибольшевизма 180. Экстренный вывоз частей именно третьего корпуса отчетливо показывает, как необдуманно все делалось в эти дни в правительственных кругах. Третий корпус был разбросан по всему северному фронту. В этом факте ген. Краснов усматривает проявление злого умысла. Он рассказывает, как в сентябре он делал энергичные попытки оставить корпус для поддержки Правительства в ближайших окрестностях Петербурга.
Сочувствовал такому решению и Полковников, обещавший «осторожно нащупать» у Керенского. Но в силу того, что «советы» настаивали на удалении корпуса из окрестностей Петербурга, последний был направлен в распоряжение Черемисова. Самое распыление корпуса по фронту, произошло, очевидно, не по какому-либо преднамеренному «злому умыслу» 181 , а естественным путем — казаков приходилось отправлять то туда, то сюда в предвидении беспорядков на фронте. В Петербурге об этом не думали, когда назначали всем полкам 1-ой Донской дивизии двинуться на помощь Правительству. Как раз 24-го четыре полка указанной дивизии были уже направлены в Ревель «для расформирования пехотной дивизии, отказавшейся исполнять боевые приказы». И тут же ночью, 25-го, Дитерихсу по собственной инициативе приходилось разъяснять, что выбор полков всецело предоставляется на усмотрение Главкосева, «если нет возможности точно, исполнить телеграмму в отношении первой дивизии » — «обстановка так складывается, что необходима быстрота распоряжений».
Краснов мог собрать только 10 сотен, слабого состава по 70 человек, т. Вследствие отсутствия командира первой дивизии, бывшего в отпуску, командование принял на себя сам Керенский 182 , намереваясь сосредоточить свои «войска в Луге» и оттуда идти походом, чтобы «не повторять ошибки Крымова! Краснов едет в Псков. Попадает туда в 3 часа ночи, застает Лукирского спящим, будит его и требует разъяснения от начальника штаба, как надлежит ему поступить при двух взаимно противоречащих приказаниях. Тут первая неувязка, потому что Лукирский ждал Краснова, как сообщал он только что Духонину. С другой стороны, Лукирский совершенно не был осведомлен о приезде Керенского и о разговорах Черемисова — он узнал об этом post factum, на другой день от Барановского.
Черемисова Краснов, по его словам, застал бодрствующим — на заседании военно-рев. Разговор их закончился якобы репликой Главкосева: «Я вам искренне советую остаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше». Пылающий энергией Краснов идет отыскивать Войтинского. Последний ему таинственно передает, что Керенский в Пскове, и рекомендует направиться к Главковерху, отказываясь, однако, его сопровождать: «нам неудобно идти вместе». У дверей дома, где остановился Керенский, раздается звонок.
Кто кого убедил? Кто кого «обманул»? На чьей стороне было самовнушение? Краснов ли, думавший лихим налетом захватить Петербург? Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравится. Или Керенский вместе с Барановским и, может быть, Войтинским, уверявший Краснова, что не только все части его корпуса будут собраны и двинуты под его начальством на Петербург, но он будет усилен и 37-й пехотной дивизией, и 1-й кавал.
Я отбрасываю в сторону патетическую словесность воспоминаний Краснова, которой он объясняет, почему во имя Родины он пошел к ненавистному Керенскому. Эти позднейшие резиньяции исторической цены не имеют. Краснов не учитывал тогда обстановки. Реальное он ощутил только тогда, когда остался в полном одиночестве со своими семьюстами казаков под Гатчиной 184. Гатчинский поход В 5 ч. Черемисов , — спрашивал Духонин утром Лукирского.
Одновременно, за подписью Керенского, был опубликован общий приказ, обращенный к армии:... Этот приказ вызвал некоторое недоумение. Так комиссар юго-западного фронта Иорданский 185 , сообщая Вырубову пом. Ставки о спокойствии на фронте «большинство за Вр. Правительство» и о подготовке посылки отряда с целью хотя бы «морального удовлетворения», говорил: «Одна фраза приказа возбуждает недоумение — о возможности образования нового правительства; если это означает готовность идти на компромисс с Петроградом, то это ошибка, лозунгом должно быть восстановление Правительства и созыв Учред. Собрания в назначенный срок...
Мы смотрим на положение, как на неизбежный момент ликвидации большевизма, и были бы совершенно выбиты из колеи, если бы повторились полумеры 3—5 июля». Милюков «Россия на переломе» также видит в той фразе, которая вызвала недоумение на юго-западном фронте, намек на «переговоры», которые якобы велись Керенским накануне большевистского восстания о создании однородного социалистического правительства. Ниссель мало, конечно; разбиравшийся в подоплеке русской политической жизни того времени и повторявший в значительной степени информацию, которую получал от своих русских собеседников, остался в убеждении, что Керенский все время до переворота и после переворота лично находился в секретных сношениях с Лениным и Троцким и поэтому оказывал сопротивление тем активным действиям против большевиков, которые ему предлагались. Ниссель знает даже, что именно большевики содействовали выезду Керенского из России, снабдив его фальшивым паспортом! Борьба с большевистским захватом власти должна была идти под флагом: революционной демократии, а не Временного Правительства. Итак, подписав два приказа, Керенский вместе с Красновым направился в Остров — стоянку штаба третьего корпуса.
При чтении воспоминаний Керенского можно узнать, что только его «личное присутствие среди войск устранило... Двинувшиеся из Острова под «рев и угрозы разнузданной солдатчины эшелоны» пролетели жел. Быстрота действий помешала вновь Духонину непосредственно переговорить с Керенским, хотя соответственная депеша была отправлена Лукирским с офицером на автомобиле 187. К вечеру эшелоны были под Лугой. Здесь Керенский узнал о захвате Зимнего Дворца. Если бы в то утро 26-го я уже знал о захвате большевиками Временного Правительства, я наверное не остановился бы на этом слишком рискованном плане».
Конечно, и в Луге было не поздно изменить план, но дело в том, что сообщение, полученное через ген. Барановского, показалось тогда «невероятным» — Керенский решил, что это известие было сфабриковано большевистскими агентами 188. Без выстрела на рассвете 27-го захвачена была Гатчина. Прибывшие из Петербурга войска многочисленные, в представлении Керенского, с артиллерией, блиндированными автомобилями; две роты и команда матросов — в изображении Краснова без боя разбежались 189. Местные войсковые части были пассивны и нейтральны. Окрыленный первым успехом Керенский требует дальнейшего немедленного наступления.
Краснов предпочел бы задержаться в Гатчине до прибытия помощи. Все-таки в Царском Селе гарнизон исчисляется в 16 тыс. Но «гражданская война — не война. Ее правила иные, в ней — решительность и натиск». Так рассуждает в мемуарах ген. Краснов, назначенный командующим всеми вооруженными силами петербургского района.
В 2 часа ночи Краснов двинулся на Царское Село. Двинулся о осторожностью, где можно «разговаривал», вступая в соглашение с цепями противников. Отказавшись от военно-технического руководства вооруженными силами и следуя своему правилу: «не вмешиваться» в распоряжения лиц, которым поручено выполнение той или иной задачи, Керенский остался в Гатчине. Там ему, однако, не сиделось, и он скоро же поехал в самую гущу «сосредоточения правительственных войск». Краснов объяснил Главковерху, что задержка вызвана малочисленностью наступающего отряда и лучшей, чем он думал, организованностью обороны Царского Села: «все торгуемся», — сказал он. Краснов попросил Керенского не оставаться на поле сражения, так как это мешает операции и волнует офицеров 190.
Подобная просьба показалась Керенскому «очень странной и непонятной», но он все понял, когда заметил в окружении Краснова «несколько слишком хорошо» ему «известных фигур» от Совета Союза Каз. Войск, приславшего делегацию 191 ,— «тогда новый тон и новая манера генерала мне стали слишком понятны». Керенский вернулся в Гатчину. Здесь посетил его Савинков, и это появление «сразу с быстротой молнии осветило» Керенскому «все новое положение в отряде». Приезд этих «политиков» и «патриотов» не предвещая ничего хорошего и «не мог пройти даром для успеха, как выражается Керенский, моего предприятия». Подозрительность Керенского была возбуждена.
Время шло. Царское еще не было взято. Тогда, под вечер, Керенский снова идет в отряд, с «твердым решением вмешаться в самые военные действия». Керенский не сомневался, что «внезапный паралич, охвативший все части 3-го конного корпуса? Выяснив на месте положение дел, Керенский послал Краснову письменное требование немедленно начать, военные действия. В этот момент на поле битвы появился Станкевич, прибывший из Петербурга с самыми оптимистическими сведениями о состоянии готовых поддержать Керенского «боевых сил».
Колебание Краснова было сломлено. Краснов дает красочную подробность — не выдержав роли, Керенский сам врывается в гущу колеблющихся солдат и с сидения автомобиля, в нервном возбуждении начинает говорить речь 192. Все спуталось. Решает дело взвод донской батареи. Один, два выстрела, и «будто слизнули они все это море голов и блестящих штыков. Все стало пусто».
Царское было «взято». ВРК объявил, что в Царском, «два полка дрались геройски, но под давлением превосходных сил были вынуждены отступить», а советская публицистика сказала, что большевики сделали «еще одну попытку избежать кровопролития». За весь день 28-го октября на помощь подошли три сотни 1-го Амурского казачьего полка, заявившие, по словам Краснова, что в «братоубийственной войне принимать участия не будут», и захваченный казаками бронепоезд «Непобедимый» Осадный полк, шедший из Луги по жел. При возвращении в Гатчину Керенский надеялся «твердо найти свежие войска». Он нашел только «телеграммы». Маленький красновский отряд, потонул в море разложившихся «нейтральных» гарнизонов Царского Села и Гатчины.
Для того, чтобы удержать «горсть» казаков на должной высоте дисциплины, нужна была спаенность верхов. Ее не было с самого начала и не только в силу противоестественного соединения двух людей, столь различных политических взглядов и столь отличной психологии. Сам Керенский должен признать, что офицерство отряда причисляло себя, к среде «корниловцев» и относилось к нему с враждебностью. Краснов зарисовал такую сцену. Выехавший из Петербурга сотник Карташов докладывает Краснову, еще под Лугой, о событиях в столице. В купэ входит Керенский и протягивает руку Карташову по демократическому обычаю Главковерху «здороваться со всеми одинаково».
Тот вытягивается во фронт, но руки своей не дает: «Виноват, господин Верховный Главнокомандующий, я не могу подать вам руки. Я — корниловец». Помнит и Керенский этот эпизод, только относит его к более позднему дню, когда появились интриганы из Союза Каз. Правительству и требовавшие расправы с Керенским, и когда сам Краснов стал все решительнее сбрасывать маску лояльности. Керенскому представляется показательным не столько поведен е «адъютанта» Савинкова 193 , сколько ген. Краснова, который дал возможность этому офицеру немедленно скрыться из под ареста.
Отрицательное отношение к Керенскому росло но мере того, как вырисовывалась изолированность отряда и терялась надежда на подход помощи. Враждебное чувство офицеров должно было передаваться и рядовым казакам — невольно Керенский делался ответственным за неудачу. Сам Керенский усиленно подчеркивает, что разложение казаков -отряда шло от ловкой большевистской пропаганды, которая пользовалась «старорежимными» высказываниями офицерской среды и заодно представляла Керенского «контрреволюционером» — Краснов же не принимал никаких мер «к очищению? Конечно, и с этой стороны шла разлагающая пропаганда. Все вместе создавало напряженную атмосферу в отряде. По словам Краснова, к нему явилась крайне возбужденная делегация от казаков с требованием немедленно удалить Керенского из отряда, так как он «предает» казаков.
Под влиянием этих разговоров — и офицерских и солдатских — будто бы Савинков предложил Краснову арестовать Керенского и самому т. Краснову стать, во главе движения. Краснов, конечно, отверг предложение Савинкова и только уговорил Керенского «с большим трудом» уехать из Царского в Гатчину. Не очень верится в такое предложение Краснову со стороны Савинкова — во всяком случае этого красочного эпизода нет в том первоначальном тексте воспоминаний Краснова, который был в 18 г. Он появился лишь в позднейшей эмигрантской редакции мемуаров, в которой автор давал слишком большую волю своему воображению романиста. Заподозревали Савинкова в подготовке «переворота» и в окружении Керенского.
Возможно, что у Савинкова были свои планы, и что он вел переговоры с Плехановым о создании новой правительственной власти — власти сильной, диктаторского характера. Но, его «интриги» носили довольно открытый характер, так как он и не скрывал, по словам Станкевича, своего отрицательного отношения к Керенскому 195. Из кого же состояло в Гатчине интимное, не очень многочисленное окружение Керенского, и что оно пыталось делать? Как было указано, в воспоминаниях Керенский намеренно умалчивает о тех, кого он называет своими «друзьями». Помимо лиц, прибывших с Керенским из Петербурга среди них помощник Полковникова с. Кузьмин , в этом интимном окружении прежде всего состоял Войтинский, обосновавшийся в Гатчине с 27-го.
Он сам в показаниях большевикам определяя свои главнейшие функции: «предотвращение каких бы то ни было эксцессов и использование движения отряда контрреволюционерами». Близкое участие в гатчинских делах принимал и Станкевич, как муж совета и главный ответственный посредник между Гатчиной и Петербургом. Гастролерами побывали с. Гоц, Герштейн, Фейт, Сперанский. Появлялся на горизонте и Чернов. Небольшая группа эс-эров во главе с Семеновым — тем самым, который приобрел печальную известность на московском процессе, и который постоянно состоял при Главковерхе, исполняя отдельные поручения или занимая определенные должности.
Все они пытались организовать, довольно безуспешно, пропаганду среди гарнизона Гатчины и Царского Села. Неуспех агитации отчасти объяснялся разбродом, царившем среди пропагандистов: одни, по свидетельству Вейгера, защищали необходимость борьбы с большевиками, другие отвергали ее, базируясь на идее единого фронта в социалистической демократии. Создать однородное настроение в массах не представлялось возможным — в лучшем случае пропагандисты достигали того, что солдаты предпочитали держаться положен я ни к чему не обязывающего нейтралитета, т. Достопримечательную сцену зафиксировал в своих воспоминаниях Станкевич. Он был сам действующим лицом. Прибыв 26-го из Петербурга в Царское Село, Станкевич наблюдал, как местный гарнизон «в ужасе» бежал перед не появившимся еще противником.
У Станкевича родилась мысль склонить солдат в сторону правительства. Полилась его соловьиная речь перед толпой на царскосельском вокзале. Но «едва я замолчал, — вспоминает мемуарист, — уверенный в успехе, как какой то пожилой солдат плюнул и со злобой и в иступленном негодовании стал кричать: «все перепуталось, ничего не пойму, к черту всех ораторов». Действительно, «все перепуталось», и в пестром конгломерате людей и настроений в Гатчине, как в фокусе, отражалась вся эта общественная и бытовая путаница. Настроения в армии Успех гатчинского похода всецело зависел от быстрого продвижения эшелонов с фронта — еще в тот момент, когда фронт был в неопределенном состоянии. Теперь совершенно ясно, что петербургская «передряга» была затеяна большевиками почти вне непосредственных организационных связей с фронтом.
К попыткам «организации» фронта в сущности было преступлено лишь 26 октября, т. Помощь шла, но двигалась она со «странной и загадочной» медлительностью. Верховная Ставка рассылала телеграммы во все концы, слал телеграммы Краснов и еще более Керенский. Но помимо всех этих причин была и еще одна, отмечаемая Черемисовым — она не зависела ни от бездействия Ставки, ни от злой воли железнодорожников. Очень сомнительно, что такая мысль руководила Черемисовым. Все последующее поведение главнокомандующего северным фронтом мало вяжется с подобным утверждением.
За четыре дня, — утверждает Будберг, — войска в Двинске получили от Черемисова только телеграмму о том, что «политика армии не касается». Но верховный главнокомандующий и не ждал инициативы с мест — он распоряжался по собственному усмотрению.
Все попытки Керенского в штабе Северного фронта организовать движение на Петроград хотя бы какой-то группы войск наталкивались на сопротивление командующего фронтом генерала В. Черемисов занял «нейтральную» позицию — он отказался снимать с фронта части для подавления большевистского восстания и заявил, что не гарантирует безопасности самого Керенского. Он то отдавал приказ войскам грузиться в эшелоны для движения на Петроград, то отменял его, не желая, по его словам, «вмешиваться в петроградскую передрягу» [2]. Как пишет Г.
Иоффе, комиссар Северного фронта В. Войтинский с большим трудом сумел сговориться с командиром 3-го конного корпуса генералом П. Красновым после неудачного похода генерала Л. Корнилова на Петроград в августе 1917 г. Об этом сообщили Керенскому, и он тут же присоединился к Краснову [2]. Казаки, участвовавшие в августе в Корниловском выступлении , не испытывали особого желания воевать за дискредитировавшее себя правительство.
По описанию историка русской революции Суханова Н. Керенский протягивает руку офицеру-рассказчику, который вытянулся перед ним. Офицер продолжает стоять вытянувшись, с рукой под козырек. Керенский ставит на вид: «Поручик, я подаю вам руку». Поручик рапортует: «Г. Верховный главнокомандующий, я не могу подать вам руки, я — корниловец»… Совершенная фантасмагория!
Керенский идет на революционный Петербург во главе войск, недавно объявленных им мятежными. Среди их командиров нет человека, который не презирал бы Керенского как революционера и губителя армии. Не вместе ли с большевиками отражал и шельмовал эти войска два месяца назад этот восстановитель смертной казни, этот исполнитель корниловской программы, этот организатор июньского наступления? Утром 26 октября 8 ноября Керенский отдал приказ о движении войск на Петроград. Вечером первые эшелоны казаков проследовали через Псков на Гатчину. Для похода на Петроград Краснов собрал лишь около 10 сотен казаков 1-й Донской и Уссурийской дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров, к которым позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд [4] [5].
Ставка верховного главнокомандующего во главе с генералом Духониным, командование фронтов и армий пытались бросить на помощь «мятежникам» новые силы, но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, встав на сторону советской власти или объявив нейтралитет; 13-й и 15-й Донские казачьи полки 3-го корпуса не были выпущены из Ревеля местным ВРК [4]. Основные силы «мятежников», однако, группировались в Гатчине, из-за чего в советских источниках выступление иногда называлось «гатчинским мятежом». В воскресенье 29 октября 11 ноября Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском Селе и дав отдых казакам. В этот день в Петрограде произошло юнкерское восстание, завершившееся поражением. В частности, 27 октября на общем митинге 176-го запасного пехотного полка в Красном Селе благодаря решительным действиям военного комиссара И. Левенсона, несмотря на противодействие полкового комитета, была принята резолюция о выступлении всего полка на защиту Петрограда [7].
К нему присоединился соседний 171-й запасной пехотный полк. Лениным для руководства обороной Петрограда и ликвидацией мятежа. Днём Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа , где находилось командование революционных сил, и фактически возглавил его работу. Для непосредственного руководства боевыми действиями революционных войск был создан военный штаб в составе Н.
Позднее он вспоминал: «Идти с этими силами на Царское Село, где гарнизон насчитывал 16 000, и далее на Петроград, где было около 200 000, — никакая тактика не позволяла; это было бы не безумство храбрых, а просто глупость». При этом боя фактически не было, всё свелось к переговорам с гарнизоном Царского Села, «красные» солдаты были либо разоружены, либо отступили. Но далее, несмотря на благоприятную ситуацию в столице антибольшевистское восстание в Петрограде , Краснов уже не мог наступать и дал войскам отдых.
Ставка верховного главнокомандующего во главе с Духониным пыталась помочь Керенскому. Но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, поддерживая партию большевиков, или заняло позицию «нейтралитета». К отряду Керенского — Краснова присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Всего «белые» смогли выставить около 5 тыс. Керенский, видимо, ещё мнил себя великим правителем и думал, что узрев его, массы тут же побегут за ним. Но тут его иллюзии были окончательно разбиты. Офицеры и казаки, не видя подкреплений, кляли его.
К мятежникам присоединился знаменитый революционер, эсер-террорист Борис Савинков. Он предложил Краснову арестовать Керенского и возглавить движение самому. Краснов отказался. Тогда предложили формирование правительства видному марксисту и социалисту Г. Плеханову, который в это время жил в Царском Селе. Но переговоры результатов положительных результатов не дали. Савинков поехал в штаб Северного фронта, но и там его ждал провал.
Большевики, тем временем, предписали железнодорожникам остановить движение войск на столицу. Распоряжение было выполнено. Лениным для руководства подавлением мятежа. Из Гельсингфорса и Кронштадта в Петроград вызвали отряды матросов. На случай прорыва в Петроград Ленин распорядился ввести в Неву корабли Балтийского флота. По призыву большевиков на защиту революции выступили тысячи красногвардейцев с Путиловского, Трубочного и других заводов. Затем Троцкий отбыл на Пулковские высоты, где руководил строительством укреплений.
Защищать их должны были около 12 тысяч бойцов. Красные были разделены на два отряда: Пулковский во главе с командиром 2-го Царскосельского резервного полка полковником Вальденом, матросами командовал П. Дыбенко; Красносельский, который возглавляли Ф. Хаустов и В. Командующим всеми войсками под Петроградом был назначен левый эсер полковник М. Муравьев, его помощников был В. В этот же день ВРК направил около 20 тыс.
Они строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения, рыли окопы и были готовы в любой момент поддержать войска, находившиеся на передовой. Утром 30 октября 12 ноября с утра войска Краснова при поддержке артиллерии и бронепоезда начали наступление в районе Пулкова.
Выступление Керенского-Краснова
Столкнувшись с большевиками, сторонники Керенского оказались заложниками собственных «реформ», приведшим к разложению армии. Военные части за 1917 год почти полностью потеряли боеспособность и не испытывали желания воевать за свергнутую власть. Что касается добровольцев, то за короткий промежуток времени их было почти невозможно собрать в нужном количестве. Отчаянно пытаясь найти поддержку, Керенский обратил внимание на 3-й кавалерийский корпус, основу которого составляли казаки. Корпус в революционных кругах считался контрреволюционным и принимал участие в Корниловском выступлении против Керенского. Таким образом, по иронии судьбы глава Временного правительства мог полагаться исключительно на своих недругов. Кавалеристы после долгих уговоров согласились двигаться на Петроград, однако серьёзной мотивации у них не было. Казачьи части к концу 1917 года подверглись деморализации, среди них находилось достаточно много тех, кто желал просто вернуться домой. Победить с людьми, имеющими такие настроения, вряд ли представлялось возможным. Силы изначально были неравными.
Вальден, а входившими в него матросами — П. Красносельский отряд также возглавила парочка офицеров-большевиков - Ф. Хаустов и В. Сахаров, принимавших участие в июльских событиях 1917 года. Матросы и красногвардейцы численно во много раз превосходили казачьи части, но у Краснова была артиллерия, которой на первом этапе боя у большевиков не было. Лишь во второй половине дня революционные матросы установили в районе Пулковской обсерватории несколько орудий, снятых с кронштадтских фортов; на сторону большевиков также перешёл блиндированный поезд путиловцев под командой А.
Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Под прикрытием артиллерии красногвардейцы перешли в контрнаступление, и Краснов отдал приказ отступать в Гатчину. Казачьи части под угрозой окружения оставили Царское Село. Керенский, сидевший всё это время в Гатчинском дворце, постоянно обещал Краснову, что вот-вот подойдут верные ему части 3 и 33-й Финляндских дивизий. Но подкрепление так и не подошло. Военный министр Временного правительства Б.
Савинков напрасно обивал пороги военных штабов. Он добрался даже до Пскова, но офицеры штаба Северного фронта дали ему понять, что командующий фронтом Черемисов не поддерживает Краснова и Керенского. В случае, если Савинков будет и дальше настаивать на требованиях оказать военную помощь генералу Краснову, его обещали арестовать. Тем временем казаки Краснова очень быстро договорились с большевиками об условиях перемирия: большевики отпускают казаков на Дон, арестовывают Керенского и формируют своё правительство, не включая туда Ленина и Троцкого. По воспоминаниям П. Краснова, матрос П.
Дыбенко, бывший в числе переговорщиков, даже предложил казакам выдать Керенского в обмен на Ленина «ухо за ухо» , если они того захотят. Конец «мятежа» 14 ноября революционные матросы практически без сопротивления со стороны казаков заняли Гатчину. Краснова, большевики во главе с П. Дыбенко настойчиво требовали выдачи им Керенского. Выдача Керенского должна была стать главным гарантом безопасности остальных «мятежников»: казаков обещали не преследовать и отпустить домой.
Позднее он вспоминал: «Идти с этими силами на Царское Село, где гарнизон насчитывал 16 000, и далее на Петроград, где было около 200 000, — никакая тактика не позволяла; это было бы не безумство храбрых, а просто глупость». При этом боя фактически не было, всё свелось к переговорам с гарнизоном Царского Села, «красные» солдаты были либо разоружены, либо отступили. Но далее, несмотря на благоприятную ситуацию в столице антибольшевистское восстание в Петрограде , Краснов уже не мог наступать и дал войскам отдых. Ставка верховного главнокомандующего во главе с Духониным пыталась помочь Керенскому. Но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, поддерживая партию большевиков, или заняло позицию «нейтралитета». К отряду Керенского — Краснова присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Всего «белые» смогли выставить около 5 тыс. Керенский, видимо, ещё мнил себя великим правителем и думал, что узрев его, массы тут же побегут за ним. Но тут его иллюзии были окончательно разбиты. Офицеры и казаки, не видя подкреплений, кляли его. К мятежникам присоединился знаменитый революционер, эсер-террорист Борис Савинков. Он предложил Краснову арестовать Керенского и возглавить движение самому. Краснов отказался. Тогда предложили формирование правительства видному марксисту и социалисту Г. Плеханову, который в это время жил в Царском Селе. Но переговоры результатов положительных результатов не дали. Савинков поехал в штаб Северного фронта, но и там его ждал провал. Большевики, тем временем, предписали железнодорожникам остановить движение войск на столицу. Распоряжение было выполнено. Лениным для руководства подавлением мятежа. Из Гельсингфорса и Кронштадта в Петроград вызвали отряды матросов. На случай прорыва в Петроград Ленин распорядился ввести в Неву корабли Балтийского флота. По призыву большевиков на защиту революции выступили тысячи красногвардейцев с Путиловского, Трубочного и других заводов. Затем Троцкий отбыл на Пулковские высоты, где руководил строительством укреплений. Защищать их должны были около 12 тысяч бойцов. Красные были разделены на два отряда: Пулковский во главе с командиром 2-го Царскосельского резервного полка полковником Вальденом, матросами командовал П. Дыбенко; Красносельский, который возглавляли Ф. Хаустов и В. Командующим всеми войсками под Петроградом был назначен левый эсер полковник М. Муравьев, его помощников был В. В этот же день ВРК направил около 20 тыс. Они строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения, рыли окопы и были готовы в любой момент поддержать войска, находившиеся на передовой. Утром 30 октября 12 ноября с утра войска Краснова при поддержке артиллерии и бронепоезда начали наступление в районе Пулкова.
Обрадовавшись неожиданной подмоге, Керенский назначил Краснова на должность «командующего всеми вооружёнными силами Санкт-Петербургского района». Этот тактический союз двух лидеров был крайне зыбок в политическом плане. Совсем недавно, в августе 1917 года, Керенский объявил 3-й конный корпус «авангардом» корниловского мятежа. А в окружение Краснова входили члены Совета казачьих войск, которые ещё вчера готовы были «использовать Ленина для свержения Керенского». Фактически министр-председатель оказался на положении политического заложника. В то же время Краснов понимал, что без Керенского ему не обойтись. Социалистический вождь был «вчерашним кумиром солдатской толпы» и ещё способен был повести за собой массы. Впрочем, оказалось, что как оратор он явно выдохся. Краснову удалось собрать лишь несколько сотен казаков — другие части 3-го корпуса были разбросаны по фронтам. День спустя они вошли в Царское Село. При приближении красновцев части царскосельского гарнизона перешли на их сторону. Но чуть ли не с каждым отрядом приходилось отдельно вести переговоры, что замедляло темп наступления.
Выступление Керенского-Краснова
Командующий Северным фронтом генерал Черемисов В. Однако казаки не испытывали особого желания воевать за уже успевшего себя дискредитировать Керенского. В выступлении приняла участие лишь часть корпуса около десяти сотен , 27 октября занявшие Гатчину, 28 октября — Царское Село. Основные силы «мятежников» группировались в Гатчине, из-за чего в советских источниках выступление иногда называлось «гатчинским мятежом». Основное руководство этой деятельностью осуществляют Подвойский, Антонов-Овсеенко. Войска, направленные на подавление выступления Керенского-Краснова, возглавляет левый эсер Муравьёв М.
Ленин и Троцкий лично руководят подавлением выступления.
Был освобожден и стал подчиняться легитимному на тот момент правительству Керенского — отряд Краснова отправился защищать Петроград, занял Царское Село и Гатчину. Отряд Краснова был разоружен, но он дал слово не воевать с большевиками, и отправился на Дон, где все-таки продолжил борьбу. С 1918 года он стал одним из лидеров вооруженной борьбы с «красными». Краснов был наделен фактически неограниченными полномочиями и получил от Войскового Круга. Таким образом, в 1918 году Краснов стал атаманом. В первую очередь, он занялся решением проблем финансовой, экономической и административной сфер жизни населения Дона. Краснов стремился организовать армию — придать ей структурированность. Удалось сформировать военные суды, корпуса и дивизии, выделить конницу и артиллерию. Краснов, еще в период войны с Германией, обратился к правителю этой страны, заявив, что не считает, что Дон находится в конфликте с Центральными странами.
Кроме того, Краснов попросил поддержки и признания статуса Донщины, как отдельного государства. Правительство Краснова было признано, и он получил немецкую военную поддержку. Из-за прогерманской ориентации Краснова, у него начались проблемы в отношениях с Добровольческой армией Юга. В конце концов, ему пришлось вступить в ряды Добровольческой армии под командованием Деникина. С Деникиным отношения были напряженные, и Краснову пришлось уехать на службу в армию Юденича.
Военный и морской министр В марте Керенский вновь вступил в партию эсеров, став одним из ее лидеров. В апреле министр иностранных дел П. Милюков заверил державы Антанты, что Россия будет продолжать войну до победного конца. Этот шаг привел Временное правительство к кризису. Керенский 24 апреля пригрозил уходом из правительства и переходом Советов в оппозицию, если Милюков не будет снят и не будет сформировано коалиционное правительство с представителями социалистических партий. Во время, вызванного «нотой Милюкова» политического кризиса Керенский 29 апреля произнес знаменитую речь перед делегатами фронта. В речи он сожалел, что не умер в разгар Февральской революции два месяца назад, и выразил разочарование, что революция привела к тому, что страну захлестывали беспорядки. Керенский назначает на важнейшие должности в армии малоизвестных, но приближенных к себе генералов. Начальником кабинета военного министра стал шурин Керенского В. Барановский, сначала произведенный в полковники, а через месяц в генерал-майоры. Помощниками военного министра стали полковники генерального штаба Г. Якубович и Г. Туманов, люди недостаточно опытные в военном деле, но зато активные участники февральского переворота.
Но пусть наши союзники — Англия, Франция и подключившаяся уже Америка — пусть они и нанесут удар по немцам. Так основные действия осенью 1917-го и шли на Западном фронте, а Восточный фронт стоял. Для Керенского этого было достаточно. А от Керенского страны-союзники и не требовали большего - главное, чтобы Россия мира с немцами не заключила. Бунты крестьян с лета шли. Беспорядки на фронте были. И конфликты с национальными окраинами. Проблемы с Прибалтикой начались, там активно работала немецкая агентура - как и в Финляндии. Но это не была бы полномасштабная гражданская война. Была заготовлена конституция. Ее должно было принять Учредительное собрание. По этой конституции Россия была бы республикой президентской. И очень вероятно, что Учредительное собрание выбрало бы именно Керенского. И он получал бы президентские полномочия на 4 или 5 лет - законным путем. После окончания Второй мировой позиция Керенского — анстисовесткая. Его взгляды ближе к позиции генерала Деникина: мы за Красную армию, которая победила нацизм, но мы за то, чтобы она повернула штыки в сторону Сталину. Но Красная армия штыки не повернула, и Деникин в 1947-м уже предлагает бросать бомбы на Советы. Он говорит, что СССР не изменился, страна представляет опасность для мира. И начинает выступать как организатор нового блока антисоветского. Пытается собрать вокруг себя тех, кто и против царизма, и против советской власти. Ведет контакты с националистами. Говорит, что СССР должен быть конфедеративным — и получает симпатии со стороны эмигрантов-националистов. И ведет линию на сплачивание вокруг себя эмигрантов.
Керенского - Краснова мятеж 1917
Керенский, бежавший из Зимнего дворца 25 октября 7 ноября в штаб Северного фронта Псков , утром 26 октября 8 ноября отдал приказ о движении войск на революционный Петроград. Однако за организаторами мятежа пошла лишь часть 3-го конного корпуса, расположенная в районе его штаба в г. Остров около 10 сотен 1-й Донской и Уссурийской казачьих дивизий. Двинувшись днём 26 октября 8 ноября из Острова на Петроград, Краснов 27 октября 9 ноября занял Гатчину, а 28 октября 10 ноября — Царское Село, выйдя на ближайшие подступы к столице. Петроградский ВРК 26 октября 8 ноября предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград, что и было выполнено. Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа, где находилось командование революционных сил.
По личному указанию Ленина Центробалт направил в Петроград боевые корабли и отряды моряков. С представителями Военно-морского революционного комитета Ленин разработал план расстановки кораблей на Неве, чтобы их мощной артиллерией прикрыть подходы к городу; в Кронштадте формировались дополнительные отряды моряков.
Случаи садистских издевательств над живыми и мертвыми принимали такие извращенные формы, что это невозможно изложить на бумаге. Можно лишь гадать, как развивались бы события, если бы выступление юнкеров совпало, как и предполагалось, с движением отряда Краснова на Петроград. Но к тому времени, когда отряд был готов выступить в поход, восстание в столице было уже подавлено. За день пребывания в Царском Селе отряд Краснова сумел пополнить свои силы. К нему присоединились неполная сотня лейб-гвардии Сводного казачьего полка, конная батарея из двух полевых орудий, которую привел из Павловска полковник граф Ребиндер тот самый, который успел прославиться в июльские дни , и несколько десятков юнкеров из Гатчины и Петрограда.
Самым серьезным приобретением был бронепоезд, угнанный накануне несколькими офицерами Гатчинской авиационной школы с Балтийского вокзала в Петрограде. В конечном счете в распоряжении Краснова оказалось 630 конных казаков, менее сотни пехотинцев преимущественно офицеров и юнкеров , 18 орудий, броневик "Непобедимый" и бронепоезд. Наступило 30 октября, день, которому суждено было стать решающим в истории последней попытки свергнутого премьера вернуть себе власть. С утра было довольно холодно, шел дождь, но ближе к полудню небо очистилось от облаков, и стало как-то почти по-летнему солнечно. С рассветом отряд Краснова выступил в направлении Пулковских высот, где, по сведениям разведки, укрепились большевики. Не доходя до расстояния винтовочного выстрела, казаки спешились и продолжали двигаться рассыпным строем. Сам Краснов расположился на северной окраине деревни Редкое Кузьмино, откуда была возможность наблюдать весь театр военных действий.
Наступление на центральном участке довольно скоро застопорилось — артиллерия противника заставила казаков зарыться в землю. Пушки отряда Краснова отвечали редким огнем, экономя снаряды. Гораздо лучше обстановка сложилась на левом фланге. Здесь наступающих мог поддержать своим огнем бронепоезд, и потому Краснов направил туда неполную сотню лейб-гвардии Сводного казачьего полка. Противник располагал на этом участке фронта многократно превосходящими силами. Но при первых же залпах бронепоезда солдаты разбежались, а находившийся с ними офицер сдался в плен. Эта нежданная победа крайне воодушевила молодого хорунжего, командовавшего сотней.
Он попросил у Краснова разрешения атаковать находившуюся впереди деревню. Однако азарт оказался сильнее привычки подчиняться приказу, и сотня поскакала в атаку. До последней минуты казалось, что враг вот-вот побежит, не выдержав вида казачьей лавы. Но казаки наткнулись на болотистую канаву. Лошади стали вязнуть, и атака захлебнулась. Опомнившиеся большевики пустили в ход пулемет. Первым был убит бесшабашный хорунжий.
Его товарищи поспешили отступить. К вечеру бой стих. Потери большевиков были велики, но в бинокль Краснову было хорошо видно, что к противнику прибывают все новые подкрепления. Это заставило Краснова отдать приказ с наступлением темноты отходить к Гатчине. Оборонять Царское Село с его огромным парком и беспорядочно разбросанными домами возможности не было, а в Гатчине отряд мог на какое-то время оставаться в безопасности. В Гатчине Краснова уже ожидал Керенский. Он показался Краснову растерянным и даже немного напуганным.
Если никто не придет — ничего не выйдет. Придется уходить. Краснов отдал распоряжение поставить на въезде в город заставы с артиллерией, а сам лег отдохнуть. Но не успел он закрыть глаза, как его разбудил командир артиллерийского дивизиона. Он сообщил, что казаки отказываются идти на заставы и говорят, что больше не будут стрелять в своих.
Глава правительства в июле защищал законную власть от большевистского путча, в августе — от так называемого «корниловского мятежа». Однако слишком много времени уходило на интриги, дискуссии и противостояния — то Керенский боролся против Милюкова ещё весной , то против Савинкова, то против Корнилова и других военных. Тех, кто мог бы составить ему конкуренцию, Керенский старался не подпускать близко ни к себе, ни к министерским портфелям. К осени в составе правительства остались люди, неподходящие для того кризисного времени, довольно нерешительные и не харизматичные их и забыли практически сразу после 25 октября. А национального единения как не было — так и не появилось. Вот что успел сделать премьер Керенский помимо участия во всякого рода распрях: организовал провальное летнее наступление русской армии, восстановил в армии смертную казнь, объявил Россию республикой, а себя — верховным главнокомандующим. Не очень-то впечатляет… Дела на фронте шли плохо. Народ отчаянно хотел мира, земли и хлеба. Опьянение первых дней революции прошло, сияние идеи свободы померкло, и общество вопреки чаяниям Керенского стремительно раскалывалось — одни тяготели к советам, другие реставрацию предпочли бы царившему хаосу в политике и экономике. Назревал гражданский конфликт, к которому премьер-министр психологически оказался не готов. Керенский в армии, лето 1917 год. Ещё недавно речи меняли судьбу страны, и Керенский не успел понять, что править речами и одними только речами предотвратить кровавые бои за власть невозможно. Уже в июле речи стоили гораздо меньше прежнего — Керенского, который приезжал на фронт вдохновлять солдат на наступление своими воззваниями на грани истерики , прозвали «главноуговаривающим». Премьер уговаривал всех и вся даже после свержения Временного правительства; и спустя много лет Керенский верил в свою ораторскую силу — мол, если бы в его распоряжении в 1917 году были радио и телевидение, как в середине 20-го века, то он бы убедил народ не вставать на путь большевизма. Прав он или нет — сложно судить. Зато точно понятно, что уже в сентябре фортуна отвернулась от Керенского. Кроме того, сказалось колоссальное многомесячное напряжение. Он сдал физически, стал недомогать не так давно, в 1916 г. В кабинете в Зимнем дворце. Источник: Livejournal. И он, и остальные министры слишком поздно попытались что-то противопоставить готовившемуся вооружённому восстанию в Петрограде, о котором все знали «мы социалисты, а не держиморды! В итоге красной гвардии, солдатам и матросам понадобилось менее двух суток, чтобы взять под контроль ключевые здания города, захватить Зимний дворец и арестовать почти всех министров — последний акт октябрьского переворота разыгрался в ночь на 26 октября. Но Керенский от большевиков ускользнул — ещё утром 25-го. После 25 октября: полвека сожалений Вечером 25 октября глава Временного правительства приехал в Псков. Как оказалось, приказ штабу Северного фронта послать верные войска в Петроград на защиту правительства никто не исполнил — Керенского предал генерал, заигрывавший с большевиками. Свергнутому премьеру удалось найти только несколько сотен казаков генерала П. Краснова, который согласился немедленно идти с боем на Петроград. Корпус Краснова добрался до Гатчины.
Первый доложил ему, что Двинск фактически во власти Армискома армейского исполнительного комитета — Н. То есть части армии были готовы выступить на помощь советскому правительству, но командующий отговаривал их от этого, дабы не раскрывать фронт, и таким образом ему удалось отклонить решение об отправке войск на помощь большевикам. Черемисов, в свою очередь, сообщил о достигнутом перемирии между советским правительством и П. Красновым, а командующий армией довел это до сведения Армискома, после чего войска успокоились. В 17-й армии где, к слову, были латышские части был образован Комитет, состоявший из 23 большевиков и 23 «небольшевиков» в основном — правых эсеров. И после бурных дебатов члены комитета пришли к мнению о необходимости полного нейтралитета при этом — здесь большевики тоже настаивали на отправлении войск на помощь советскому правительству и немедленного возвращения самовольно ушедших частей на свои места[7]. Отметим, что эта армия была в худшем положении, поскольку находилась на территории Латвии, и Я. Юзефович отмечал, что отношение местного населения к армии в целом не слишком лояльное, а латышские части не являются надежными, при этом он полагал, что офицеры-латыши находятся на пронемецких позициях. Тем не менее, ему удалось удержать войска в порядке. Черемисов, выслушав его, подытожил: «все волнения на фронте происходят вследствие движения войск, направляемой ставкой на север, по направлению к Петрограду, и хотя ставка объявила, что на Петроград войска больше не посылаются для гражданской войны, а двигаются в район Луги для расположения в стратегическом резерве… массы не понимают этого и волнуются, предполагая контр-революционные замыслы»[8]. При этом он обратил внимание на то, что ни одна партия, включая и большевиков не считала возможным открыть фронт противнику. Это и сыграло основную роль в том, что вооруженные силы Северного фронта остались в те дни на нейтральных позициях. Таким образом, можно сделать вывод, что войска Северного фронта не поддержали выступления Керенского-Красного не потому, что В. Черемисов якобы стоял на большевистских позициях, а по причине того, что большая часть армии либо поддерживала большевиков или же относилась к событиям нейтрально. Это и не позволило воинским частям поддержать П. Позиции большевиков в армиях Северного фронта были сильными, но не доминирующими. При этом все и командный состав, и младшие командиры, да и рядовые с самого начала мятежа Керенского-Краснова придерживались мнения, что в стране разворачивается гражданская война, и многие стремились остановить ее. И окончательное успокоение хоть и временное, как показали дальнейшие события наступило именно после того, как выступление П. Краснова было остановлено. Черемисов и его ближайшие подчиненные в те дни просто выполняли свой долг — они, в первую очередь, думали о том, чтобы удержать фронт и при этом не желали посылать войска на помощь какой-либо из сторон. В то же время, нельзя отрицать и того, что к бывшему Временному правительству они действительно относились с неприязнью — тот же Я. Юзефович в разговоре с В.